Амурская хандра добралась до Толстопальцева:  домохозяек, эстетов и котов. После восьмого марта даже грипп отступил и сдох от безысходности.

 

 Деревня отдыхала от здоровья и праздников. В трансе и отходняке, кося под декаданс.

Умные – постились. Каясь в паскудстве высоких помыслов.

Как не пыталось  моё бытиё определить  чужое сознание. Но так и  не определило.  Как и то, откуда в доме после праздников такая разруха.

 

— Фашист пролетел, — шумело в ушах давление. И я поняла, что сил на подвиг у меня нет.

 

И слегла. На диван, как на ту поляну. Где всё ещё паслись овцы, и серело небо. И лежало моё тело в хандре и футболке. С советским гербом. Который грел красно-золотым, но коммунизма не обещал…

 

И тут земное отступило. И пространство поменяло форму на содержание.

А герб оторвался от футболки и полетел. Серпом вверх. С видом на… И стал спутником.

 

А молот оторвался и загулял по земному.

Тюкал почем попало. Стучал. И  всё искал наковальню, кузнеца и идею счастья, которое он, молот, мог бы выковать. Но не выковал. Не нашёл себя и ушёл в сюр. И стал   прикидываться разным.

 

То кирпичом, то засранцем дроздом, то соцработником с лапшой, шпротами и гречкой.

 

На этот раз он прикинулся тапком и попал в Белкина. За минуту до этого кот уплетал свой любимый салат Нисуаз. Выбрав из него все снетки с тунцом, закатил глаза от восторга…

И чуть не окосел. Удар тапком пришёлся  по лбу.

 

 — МЯУ- УУУУ. Блин! — заорал Белкин. — Поджал хвост. И скрылся  в камине.

 

Я отмерла и открыла глаза.

 

От шума проснулись и сёстры Зайцевы. Весело подбежали к миске и… нисуаз закончился.

 

— Ну, и дети, — мяукнула  с холодильника Марья Ивановна. — Друг у друга жратву тащуть. Будто Чаппи закончился. Вон он в мешке стоить. До смерти не сожрать. Ни нам, ни мышам. А им — нисуазы подавай!

 

Марья Ивановна потянулась, и второй тапок свалился вниз.

— И хто это тапки на холодильник ставить? – возмутилась кошка.

— И правда кто? — я поднялась с дивана. Рыжий Маркиз последовал за мной.

Поляна исчезла.

Кот третий день хандрил и сидел дома. Глядел на мир из–за шторки. Соседская кошка Беретта прямо-таки затравила зверушку.

Как увидит опаленную морду кота, так вся трясётся от смеха. И котята туда же. На  блохастые спинки шмяк. От смеха закатываются и лапками сучат.

Но самое паскудное – дразнятся: «Пожарник, пожарник!».

Два наглых кота Хасан с Игнатом — как беспредел какой, тут как тут. Сидят, хвостами перед Береттой виляют.

 

И ржут: А кто это у нас там за шторкой прячется. Уж, не пожарник ли?

— Что делаица, — ворчала маманя Марья Ивановна. — На дворе март, а коту во двор не сунься.

— Точно, беспредел! — отважно поддержал Маркиз.

 

— Погодь, сынка. Щас зараз пошукаем, хде Барсик зарыт, — и пушистая жопа Марьи Ивановны прыгнула с холодильника на окно.

 

Я, конечно, знала, что Марья Ивановна артистка не из Одессы. Но гены…

 

Тем временем мамаша всех толстопальцевских котов припомнила мне духовку на 8-е марта. Огонь вырвался из плиты и опалил Маркизу уши, усы и хвост. Маркиз ближе всех был. Мышь шухерил. А тут огонь в морду.

 

Марья Ивановна ещё долго грозила мне мохнатым кулаком из под шифоньера.

 

В комнату вошёл муж. Увидел злую Машку и дал пенделя:

— Вот, был же дом, как дом. Стал – Кошкин. Верней, Машкин. Котов развели – мышей не напасешься.

— А кто на 8-е марта фашиста включил?  Видели-с. Знаем-с, — огрызнулась Машка, входя в образ светской дамы. — А стулья сломанные, а картины без стекол, а новые раздвижные двери? Лохмотьями на косяке висят. Ремонт нужен!!!

Отведя душу, Марья Ивановна продефилировала в будуар.

Муж грустно вспомнил былое и в думах открыл холодильник: — А где  тут у нас вчерашний  Нисуаз?

— Так это…   доели.

— Жаль. Вкусный салатик. Только кошачий какой-то.

— Так кошачий и есть. Для котов делала. С хамсой и салакой.

— А для людей с чем?

— С тунцом и снетками.

— Вот это — нет. Что французу хорошо, то русскому – смерть. А как-нибудь по-другому можно?

-Можно, – сказала  я.

И сочинила простенький и полезный салат «Русский нисуаз».  Да простят меня любители высокой кухни.

 

И как тут объяснишь тонкую связь сознания с бытиём, серпа с молотом, хандры с весной, а французский салат с кошачьей семейкой.